Люди не замечают как плачет ночами та . которая идет по жизни смеясь..
Набрела на один очень интересный дневник и в одном из расказов , просто увидела себя ...тот первый поцелуй в машине ,с чего начались наши отношения с Тимуром. Слизываю цитату , но блин так все точно подчеркнуто ...как будто за нами наблюдали)))......
Он не задал ей ни одного глупого вопроса, не интересовался что случилось, не спрашивал как он может помочь. Уже потом, анализируя все произошедшее, она поняла что он ждал именно этого момента — он сломал ее, именно в тот момент он окончательно сломал ее, заставив переступить свой последний порог стеснения, неумения признавать собственные поражения, невозможность спрашивать прямо «почему». Он просто обнял ее за трясущиеся плечи и стал гладить по спине, целуя ее растрепавшиеся волосы и шепча ей в затылок что все хорошо, что теперь все хорошо, что он ее любит и что она — самое прекрасное что случилось с его миром за последние несколько долгих лет. А потом он стал целовать ее — касаться губами ее мокрых глаз, слизывать с щек слезинки, гладить ладонями скулы и в конце концов сделал то что она так давно ждала — накрыл ее губы своими, даря ей настоящий и столько необходимо успокаивающий поцелуй.
Она обнимала его как, по ее мнению, истощенный от жажды путник должен обнимать кувшин с водой, попав в приветливый оазис. Она продолжала плакать, но теперь уже от совсем другой беспомощности, той что случается когда вдруг получаешь то на что действительно уже перестал надеяться, то что ты признал для себя недостижимым. Слезы текли у нее из глаз и совершенно не желали останавливаться, а он лишь улыбался, стирая их пальцем с уголков ее глаз и продолжал целовать ее.
Он не задал ей ни одного глупого вопроса, не интересовался что случилось, не спрашивал как он может помочь. Уже потом, анализируя все произошедшее, она поняла что он ждал именно этого момента — он сломал ее, именно в тот момент он окончательно сломал ее, заставив переступить свой последний порог стеснения, неумения признавать собственные поражения, невозможность спрашивать прямо «почему». Он просто обнял ее за трясущиеся плечи и стал гладить по спине, целуя ее растрепавшиеся волосы и шепча ей в затылок что все хорошо, что теперь все хорошо, что он ее любит и что она — самое прекрасное что случилось с его миром за последние несколько долгих лет. А потом он стал целовать ее — касаться губами ее мокрых глаз, слизывать с щек слезинки, гладить ладонями скулы и в конце концов сделал то что она так давно ждала — накрыл ее губы своими, даря ей настоящий и столько необходимо успокаивающий поцелуй.
Она обнимала его как, по ее мнению, истощенный от жажды путник должен обнимать кувшин с водой, попав в приветливый оазис. Она продолжала плакать, но теперь уже от совсем другой беспомощности, той что случается когда вдруг получаешь то на что действительно уже перестал надеяться, то что ты признал для себя недостижимым. Слезы текли у нее из глаз и совершенно не желали останавливаться, а он лишь улыбался, стирая их пальцем с уголков ее глаз и продолжал целовать ее.